„Крематории одноразового употребления”

Олесь Адамович „во время оккупации воевал в партизанском отряде”.
Я вас вижу всех и до конца, вы меня - на сколько хватает вашей смелости.
И сколько я позволю. Наша с вами общая тайна кончается там, где начинается только моя. И где начинается тайна моего общения с Могуществами.
С Ними я разговариваю не по-немецки. Почему-то не задумывался раньше, на каком языке мы разговариваем, когда Глаза Ужаса смотрят мне в лицо. Ева пугается, спрашивает, что со мной, готова голову мою пощупать, если бы не боялась, что рассержусь.
И больше всего пугает ее, что разговариваю на незнакомом языке. Только имена звучат для нее знакомо: Дитрих, Петш, Лянц, Кубичек...
Но причем здесь Кубичек, этот жалкий музыкантишка?... О чем это я? Да, так и должно быть: особый язык, не всем доступный, язык посвященных! Но если не немецкий, тогда какой же изберем мы, избравшие себя? Все планируем, а об этом наши мудрецы - никто! - даже не задумаются. И мне это не сразу в голову пришло.
Столько лишних народов, испорченных рас, а ведь это и языки. Это тоже наши трофеи. Но никем не замечаемые. Предполагалось, что это ненужный хлам, лишнее, подлежащее забвению. А ведь это чудные скальпы для победителя! А что, неожиданный поворот мысли. Шутка истории.
Никто не задумывался, как все-таки будут общаться высшие люди и чем отгораживаться будет каста господ от тех, кто внизу. Как будут общаться различные касты, которые мы создадим? Идеально было бы - каждой свой язык. Кроме служебного - пусть себе и немецкого. Без этого не возникнет ощущение избранности. Посвященности и недоступности. Высоты. Тибета. Не придумывать же специальный язык, новый эсперанто.