ss69100 (ss69100) wrote,
ss69100
ss69100

Categories:

«О текущем моменте» № 6 (138), ноябрь 2018 года (7)

«О текущем моменте» № 6 (138), ноябрь 2018 года

К 100-летию завершения боевых действий
первой мировой войны ХХ века

...3.2. О войне и «мире»:
немного теории, необходимой для понимания сути практики жизни

Карл Клаузевиц (1780 — 1831) в своём труде «О войне» (1832) писал:

«Война есть ничто иное, как продолжение государственной политики иными средствами». «Война — это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю.

Это насилие использует изобретения искусств и открытия наук, чтобы противостоять насилию же. Физическое насилие является средством, а целью — навязать противнику нашу волю.

Для вернейшего достижения этой цели мы должны обезоружить врага, лишив его возможности сопротивляться».118

Далее автор цитируемой публикации пишет о воздействии воззрений К. Клаузевица на менталитет военных и политиков последующих времён и даёт оценку этим воззрениям:

«Военная доктрина Клаузевица оказала настолько значительное влияние на развитие воинской теории XX в., что многие её тезисы использовались в Первой и Второй мировой войнах.

Клаузевиц пророчески предсказал, что должно было случиться с теми, кто придерживался его принципов абсолютизации насилия и численности войск. Это случилось в Первой и Второй Мировых войнах.

Положение о том, что истинной целью войны является уничтожение главных сил противника на поле боя, стало догмой главным образом в результате влияния Клаузевица, это положение было принято всеми армиями мира, которые копировали многие характерные черты прусской военной системы.


Поэтому очень важно критически рассмотреть теории Клаузевица. К. Клаузевиц утверждал, что при любой форме военной деятельности «бой является начальным пунктом, от которого исходят все явления войны».

Учение К. Клаузевица, согласно которому бой есть единственная настоящая форма военной деятельности, лишало военную стратегию её подлинной сущности, снижало военное искусство до техники столкновения вооруженных сил.

Война являлась актом насилия, доведенного до крайней степени. Философия Клаузевица стала доктриной, годной для подготовки капралов, а не генералов. Как утверждает Б. Лиддсл-Гарт, выдвинутый Клаузевицем принцип применения силы без всякого ограничения и без учёта того, во что это обойдётся, годен только для толпы, доведенной ненавистью до бешенства.

Это отрицание искусства управления государством и разумной стратегии, которая старается служить целям политики. Ещё более вредное воздействие на развитие военного искусства оказало теоретическое изложение и превозношение Клаузевицем идеи «абсолютной» войны.

Путь к военному успеху, по его мнению, лежит через неограниченное применение силы. Доктрина, которая начинается с определения войны только как «продолжения политики государства другими средствами», привела к противоречию, сделав политику рабом плохой стратегии.

Если война является продолжением политики, как об этом заявил Клаузевиц, то она должна вестись с расчётом на обеспечение послевоенных интересов государства.

Государство, которое тратит свои силы до истощения, делает несостоятельной собственную политику. Всеобщее признание войны как насилия, теории неограниченной войны причинили большой вред цивилизации».

И с этой оценкой того, как читатели поняли Клаузевица и практику жизни, следует согласиться, поскольку при более широком взгляде:

Политика «мирного времени» — это ведение государством войны иными средствами — средствами, которые толпа, включая и действующих политиков, (прежде всего в обществе противника) не воспринимает в качестве средств ведения войны, т.е. не воспринимает в качестве средств достижения определённых целей в отношении противника.

Книга К. Клаузевица «О войне» выразила мироощущение своей эпохи, и по своей сути она — не более чем развёрнутое пояснение широко известной фразы «последний довод королей», которую повелел чеканить на всех пушках, производимых во Франции, кардинал Ришелье, а спустя столетие его примеру последовал король Пруссии Фридрих II Великий.

И именно такое понимание войны характерно для подавляющего большинства людей на протяжении нескольких столетий до настоящего времени включительно.

Исходя из такого понимания войны в преддверии первой мировой войны ХХ века действовали правители России, Германии, Австро-Венгрии, Франции, Великобритании, хотя последняя взяла на себя миссию управления организацией войны и её последующим течением. Исходя из такого понимания войны действовало послесталинское руководство СССР в период «холодной войны».

В отличие от них США в период «холодной войны» проводили политику, исходя из двух уровней понимания сути войны:


  • Один уровень основывался на понимании сути войны, аналогичном выраженному К. Клаузевицем, а в военно-морских аспектах — выраженному в работах американского контр-адмирала Альфреда Тайера Мэхэна (1840 — 1914)119, ставшего одним из основоположников «геополитики». Задача на этом уровне понимания — быть способным сокрушить врага и оккупировать его территорию.


  • Второй уровень выражен в Директиве Совета национальной безопасности США 20/1 от 18.08.1948 г. «Цели США в отношении России»120, которая и определила политику США в отношении СССР во всех её аспектах.


В этой директиве пишется прямо:

«Существуют два подхода к увязке национальных задач с факторами войны и мира.

Первый подход состоит в том, что национальные задачи постоянны и не должны изменяться в зависимости от того, находится ли страна в ситуации войны или мира; к их достижению следует постоянно стремиться, смотря по обстоятельствам, как невоенными, так и военными средствами.

Этот подход был лучше всего сформулирован Клаузевицем: "Война есть продолжение политики другими средствами".

Противоположный подход состоит в том, чтобы рассматривать национальные задачи во время мира и национальные задачи во время войны как существенно различные. Согласно этому подходу, война формирует собственные политические задачи, которые как правило имеют приоритет перед обычными задачами мирного времени.

Такой подход в целом преобладает в нашей стране. В основном именно такой подход преобладал и в последней войне, когда выигрыш собственно войны, как военной операции, стал важнейшей задачей политики США, а все прочие соображения были ей подчинены.

Ясно, что в случае американских задач в отношении России ни один из этих подходов не может полностью возобладать.

Во-первых, для разворачивающейся в настоящее время политической войны наше правительство вынуждено уже сейчас, во время мира, ставить более определенные и активные задачи по отношению к России, чем те, которые ему приходилось формулировать по отношению к Германии или Японии в самом разгаре военных действий с этими странами.

Во-вторых, опыт прошедшей войны научил нас тому, что желательно увязывать наши военные усилия с ясным и реалистичным представлением о тех задачах, которые мы собираемся решать в долговременной перспективе. Это особенно важно в случае войны с Советским Союзом.

Мы едва ли можем ожидать завершить такую войну с той же военной и политической определенностью, как последнюю войну с Германией и Японией.

Поэтому если всем не станет ясно, что наши задачи не состоят в военной победе ради победы, то общественности США будет затруднительно осознать, что же действительно является благоприятным разрешением конфликта. (…)

Вообще говоря, сама природа отношений Советского Союза с остальным миром такова, что эти отношения представляет собой непрерывный антагонизм и конфликт, иногда происходящий в рамках формального мира, а иногда в юридических рамках войны.

С другой стороны ясно, что демократия не может, подобно тоталитарным государствам, полностью отождествлять задачи мирного и военного времени.

Ее неприятие войны, как метода внешней политики, настолько сильно, что она неизбежно будет склоняться к модификации своих задач мирного времени в надежде, что они могут быть решены без обращения к оружию.

Когда же эти надежды и эти ограничения исчезают в результате войны, разразившейся из-за провокации или по другим причинам, возмущенное демократическое общественное мнение обычно либо требует формулировки других задач, часто карательного характера, которые не были бы поддержаны во время мира, либо немедленной реализации таких целей, терпеливая подготовка к достижению которых в других условиях могла бы вестись путем постепенного давления на протяжении десятилетий.

Таким образом было бы нереалистичным предполагать, что правительство США могло бы действовать во время войны на основе точно того же набора задач, или хотя бы руководствоваться тем же самым графиком их решения, что и во время мира.

В то же время следует понимать, что чем меньше расхождение между задачами мирного и военного времени, тем больше вероятность того, что успешные военные усилия будут успешны и в политическом отношении.

Если задачи действительно вытекают из основных национальных интересов, то они стоят того, чтобы осознанно сформулировать и решать их как во время войны, так и во время мира. Задачи, возникающие вследствие эмоций военного времени, не годятся для выражения сбалансированной концепции долговременных национальных интересов.

Поэтому правительству следует уже теперь, до возникновения любых военных действий, предпринять все усилия по планированию и определению по отношению к России наших текущих задач мирного времени и наших гипотетических задач военного времени, и по возможности сократить разрыв между ними. (…)

… международное сотрудничество может и должно сближать интересы обеих сторон даже и при различии их идеологических платформ;

и

(д) Что индивидуальные контакты между людьми по разные стороны международных границ желательны и должны поощряться как процесс, способствующий общему прогрессу человечества.

Тогда немедленно встает вопрос, является ли принятие Москвой таких концепций задачей, которую мы можем всерьёз надеяться решить, не прибегая к войне и к свержению Советского правительства. Мы должны смотреть в лицо тому факту, что Советское правительство в его нынешнем виде является и будет оставаться постоянной угрозой нашему народу и миру.

Совершенно ясно, что нынешние лидеры Советского Союза никогда не смогут сами воспринять концепции, подобные изложенным выше, как разумные и желательные.

Точно так же ясно, что переход к доминированию таких концепций в русском коммунистическом движении в нынешних обстоятельствах означал бы интеллектуальную революцию внутри этого движения, равносильную преобразованию его политической индивидуальности и отказу от основных претензий на существование в качестве особой жизненной силы среди множества мировых идеологических течений.

Такого рода концепции могли бы возобладать в российском коммунистическом движении только если бы, в результате длительного процесса перемен и эрозии, это движение изжило те импульсы, которые изначально породили его и дали ему жизненную силу, и приобрело совершенно иное, отличное от сегодняшнего, значение в мире.

Тогда можно было бы заключить (а московские теологи немедленно именно так бы это и проинтерпретировали), что заявление о нашем стремлении к принятию Москвой этих концепций равносильно объявлению нашей задачей свержение Советской власти.

С этой точки зрения можно было бы утверждать, что такая задача неразрешима без войны, и мы тем самым якобы признаем, что нашей задачей по отношению к Советскому Союзу в конечном счете является война и насильственное свержение Советской власти.

Принять такую точку зрения было бы опасной ошибкой.

Во-первых, мы не связаны никакими временными ограничениями в решении наших задач в условиях мира. У нас нет никаких жестких временных периодов войны и мира, которые подталкивали бы нас к необходимости решения наших задач мирного времени к определенной дате, "иначе будет поздно".

Задачи национальной политики в мирное время никогда не следует рассматривать в статических терминах. Постольку, поскольку это наши основные, ценностные задачи, они не относятся к тем, которые допускают полное и окончательное решение, подобно конкретным боевым задачам на войне.

Задачи политики мирного времени следует рассматривать скорее как направления движения, а не как физически достижимые пункты назначения.

Во-вторых, мы полностью в своём праве и не должны испытывать чувства вины, работая над разрушением концепций, несовместимых с миром и стабильностью во всём мире, и заменой их на концепции терпимости и международного сотрудничества.

Не наше дело вычислять, к какому внутреннему развитию может привести принятие таких концепций в другой стране, мы также не обязаны ощущать какую бы то ни было ответственность за это развитие.

Если советские лидеры обнаружат, что растущее преобладание более просвещённых концепций международных отношений несовместимо с сохранением их внутренней власти в России, ответственность за это несут они, а не мы. Это дело их собственной сознательности и сознательности народов Советского Союза. (…)

Мы, однако, имеем право полагать и публично заявлять, что наша задача состоит в том, чтобы всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами донести до российского народа и правительства более просвещённый взгляд на международные отношения, и что поступая таким образом, мы, как правительство, не занимаем никакой позиции по отношению к внутренним делам России».

В итоге план «Дропшот» ядерной войны США против СССР, отвечавший пониманию войны Клаузевицем и большинством военных, хотя и готовился, но не был реализован.

Единственным условием для начала реализации плана «Дропшот» было достижение США военной мощи, которая оценивалась бы ими как достаточная для тотального сокрушения СССР, при условии невозможности со стороны СССР нанести территории США какой-либо ощутимый ущерб.

Создание СССР военной мощи, исключившей безнаказанность агрессора (за это И.В. Сталин и Л.П. Берия возведены в ранг негодяев и тиранов), сделало план «Дропшот» неактуальным, но его разработчики получили заслуженные ими чины и награды, поскольку они старались в меру своего понимания обеспечить победу США в планировавшейся войне.

Причиной той войны был бы просто сам факт существования СССР и Советской власти, поскольку в сопоставление ценностей = идеалов, к воплощению которых в жизни стремились обе социально-экономические системы, и выяснения жизненной состоятельности каждой из них авторы и заказчики Директивы 20/1 и плана «Дропшот» не занимались.

Они исходили из презумпции святости США, не предполагающей дискуссию о жизненной состоятельности ценностей = идеалов США и отличных от них идеалов других стран.

И хотя план «Дропшот» не был реализован, директива СНБ 20/1 от 18.08.1948 г., о которой мало кто знал до её публикации в конце 1970‑х гг., была реализована спустя 53 года попунктно (выделение некоторых её фрагментов цветной заливкой — наши при цитировании: ВП СССР):

«… мы должны проследить, чтобы тем или иным способом было бы гарантировано достижение основных целей, вытекающих из вышеизложенных требований. Другими словами мы должны обеспечить автоматические гарантии того, что даже некоммунистический и номинально дружественный нам режим:

(а) Не будет обладать большой военной мощью;

(б) Будет экономически сильно зависим от окружающего мира;

(в) Не будет обладать слишком большой властью над национальными меньшинствами;

и

(г) Не установит ничего, напоминающего железный занавес в отношение контактов с окружающим миром.

В случае режима, относящегося враждебно к коммунистам и дружественно к нам, мы несомненно должны позаботиться о том, чтобы способ, которым будут обеспечены эти условия, не был бы обидным или унизительным.

Но мы должны проследить за тем, чтобы тем или иным способом обеспечить эти условия для защиты наших интересов и интересов мира во всем мире121.

Таким образом, мы можем смело утверждать, что в случае войны с Советским Союзом наша цель — проследить за тем, чтобы после окончания войны никакому режиму на российской территории не было позволено

(а) Сохранять военные силы в количестве, способном представлять угрозу любому соседнему государству;

(б) Пользоваться такой степенью экономической автаркии, которая позволила бы осуществить восстановление экономического базиса военной мощи без содействия западного мира;

(в) Отказывать в автономии и самоуправлении основным национальным меньшинствам;

или

(г) Сохранить какое-либо подобие нынешнего железного занавеса.

Если эти условия гарантированы, нас устроит любая политическая ситуация, возникшая после войны. Мы будем в безопасности независимо от того, сохранится ли Советское правительство на всей российской территории, или только на небольшой части этой территории, или же исчезнет вообще.

И мы будем в безопасности, даже если первоначальный демократический энтузиазм нового режима окажется кратковременным и сменится тенденцией постепенной замены асоциальными концепциями международных отношений, на которых воспитано нынешнее советское поколение».

В СССР ни Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, ни Институт США и Канады АН СССР, ни аналитики КГБ при Совете Министров СССР, ни Генеральный штаб, ни Академия Генерального штаба, ни ГРУ, ни аппарат обеспечения работы Политбюро ЦК КПСС — не породили ничего аналогичного, а тем более — ничего превосходящего.

Это и стало причиной, открывшей дорогу для реализации цитированной выше Директивы СНБ США 20/1 от 18.08.1948 г. в нашей стране, силами советской «элиты» при попустительстве остального народа.

Но, как показала последующая история, уровень миропонимания, выраженный в Директиве СНБ США 20/1 от 18.08.1948 г., гораздо выше уровня миропонимания, характерного для политической культуры самих США: миропонимание С. Бжезинского и Г. Киссинджера — наиболее ярких интеллектуалов, действовавших в публичной политической сфере во второй половине ХХ — начале XXI века, если судить по их произведениям, — существенно ниже уровня миропонимания авторов этой директивы, не говоря уж о том, что уровень миропонимания должностных лиц США, давших санкцию на публикацию этой директивы в конце 1970‑х гг., вообще никакой — иначе бы они не дали санкцию на публикацию этого саморазоблачительного для США документа-улики.

* * *


  • Во времена олицетворения России Б.Н. Ельциным, у руководства США претензий к России не было потому, что всё выделенное в цитате из Директивы СНБ 20/1 от 18.08.1948 цветной заливкой, автоматически выполнялось и Россия не продуцировала никаких предпосылок к выходу их режима этих автоматических гарантий, как этого и было предусмотрено упомянутой директивой. При Б.Н.Ельцине американские советники, включая и сотрудников ЦРУ, работали в Кремле, в правительстве РФ в ранге советников122, что обеспечивало управляемость РФ из США в их интересах при довольно высоком качестве этого управления извне. Отечественные либералы характеризуют этот режим словами «Ельцин дал нам свободу» (В.В. Жириновский и Б.Е. Немцов — в связи со смертью Б.Н. Ельцина в 2007 г.) и называют 1990-е гг. «святыми девяностыми» (вдова Б.Н. Ельцина, 2018 г.), хотя для подавляющего большинства населения СССР они были лихими.


  • Претензии Запада к России, вал которых нарастает с начала становления режима, возглавляемого В.В. Путиным, обусловлены тем, что его политика ведёт к тому, что некоторые положения Директивы СНБ США 20/1 от 18.08.1948 г. уже перестали выполняться, и в стране продуцируются предпосылки к тому, чтобы в будущем престали выполняться и все прочие, в результате чего Директива 20/1 станет политически ничтожным документом — памятником эпохи и памятником американо-масонской дурости и самонадеянности.


Тем не менее, цитированное из Директивы 20/1 хотя и уведомляет, что мы живём в условиях некой войны, которую в прошлом называли «холодной», однако не даёт представления о том, как она ведётся, что служит в ней оружием, и что в ней служит средствами защиты.

В последние годы часто употребляется термин «гибридная война». Якобы «гибридная война» — новое понятие в политической жизни планеты.

Да, оно «впервые появилось в военных документах США и Великобритании в начале ХХI века. Означает подчинение определённой территории с помощью информационных, электронных, кибернетических операций, в сочетании с действиями вооруженных сил, специальных служб и интенсивным экономическим давлением.

Наиболее полно определение «Гибридной войны» дано в предисловии «Military Balance 2015» — ежегодного издания Лондонского Международного института стратегических исследований:

«Использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, используемых в дипломатических действиях; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий; в сочетании с экономическим давлением»123.

Т.е. термин «гибридная война» подразумевает войну, в которой военные действия ведутся посредством всего, что может нанести тот или иной ущерб противнику и позволяет достичь определённых целей как в отношении противника, так и в отношении изменения своего собственного положения в системе глобально-политических отношений.

От того, что в прошлом именовалось термином «холодная война», «гибридная война» отличается единственно тем, что «холодная война» исключала государственное и блоковое сколь-нибудь массовое применение оружия в обычном понимании этого слова, хотя допускала осуществление разовых «точечных» диверсионно-тер­ро­ристических операций спецслужбами и единичные боестолкновения подразделений своих вооружённых сил с подразделениями вооружённых сил потенциальных противников, а также и иные инциденты, которые могли возникать как по недоразумению, так и осуществляться в плановом порядке в целях оказания морально-психологического давления на политиков и военных противника или в каких-либо иных целях124.

«Гибридная война», в отличие от «холодной», свободна от этого ограничения, поскольку в ней применение вооружённых сил государства — только вопрос оценки ущерба от ответного воздействия, а вооружение оппозиционеров в государстве-противнике и применение на его территории якобы самодеятельных наёмников — норма.

* * *

Внутренний Предиктор СССР*
18 октября — 14 ноября 2018 г.

________________

118 Выдержки с сайта «Обозник» (тематический портал «История тыла Российской армии»), из публикации «Классическая концепция природы войны (по Клаузевицу)»: http://www.oboznik.ru/?p=14181. Добреньков В.И., Агапов П.В. Война и безопасность России в XXI веке.

119 Одна из его наиболее ёмких работ по этой тематике «Влияние морской мощи на историю 1660 — 1783», под воздействием идей которой коллектив оставшихся неизвестными авторов написал «Морскую мощь государства», дважды издававшуюся от имени главнокомандующего ВМФ СССР С.Г. Горшкова. Вторая работа продолжает тематику первой «Влияние морской силы на Французскую Революцию и империю (1793 — 1812)».

120 В интернете она опубликована на сайте «Интернет против телеэкрана» в статье «Откуда взялся План Даллеса» (http://www.contrtv.ru/print/2015). Англоязычный источник известен: Thomas H. Etzold and John Lewis Gaddis, eds., Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950 (New York: Columbia University Press, 1978).

121 Это обеспечено внедрением и принятием конституции РФ 1993 г. и законодательством, которое создано под руководством либеральной мафии в Госдуме.

123 Из статьи «Гибридная война» на сайте «Что означают»: http://chtooznachaet.ru/gibridnaya-vojna.html.

124 Кроме «Карибского кризиса» 1962 г., начало которому положило размещение США на территории Турции своих ракет, но в котором виновным представляют СССР, поскольку в ответ на действия США были развёрнуты советские ракеты на Кубе, было много ещё чего — см. публикации о некоторых провокациях и испытаниях нервов, осуществлённых обеими сторонами.

Скачать файл: [в формате 'pdf'] [в формате 'doc' (rar-архив)]

***

Tags: ВВС, Германия, Ельцин, КГБ, КПСС, НАТО, Россия, СССР, США, Япония, американцы, власть, война, гибридная, идеология, информационная, история, концепция, народ, оружие, политика, провокация, советский, суть, теория, управление
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 1 comment